Игорь Тумаш - Миром правит любовь![= Влюбленный сыскарь]

— Что он говорит?! — переполошился дядя Светлан, который вообще не улавливал суть спора.

— Он имел в виду нашумевший фильм «Последнее искушение Христа». Голливудские барышники, правда, удержались в нем от своего обычного «оживляжа» в виде мутантов, киборгов, драк и гонок, — ну какие в те времена могли быть киборги? Фильм получился добротный и вполне целомудренный. Акулы кинобизнеса сделали ставку на скандал, который вызвал сам факт вольного обращения с Евангелием. И очень неплохо на нем нажились.

— И ты, Марко, посмел смотреть эту гадость? — возмутился дядя Светлан.

— Есть такой грех, — признался тезка одного из апостолов. — Если хочешь, схожу на исповедь.

— Ай, — махнул рукой дядя Светлан, — ты уже лет десять обещаешь. Давайте–ка, гости дорогие, лучше выпьем! И поменьше говорите — побольше ешьте: пока совсем не остыло.

— Но я не закончил, — опять заговорил Швед, не дав друзьям и хозяевам спокойно выпить сухого вина, отсвечивающего в бокалах рубинами. — Итак, можно сделать вывод, что религия в жизни христианского общества стала играть лишь третьестепенную роль. А кто занял ее место? ТНК, то есть пресловутые транснациональные компании. Так что знаете, кто завалил «империю зла»? Если думаете, будто ЦРУ или лично Михаил Сергеевич, то глубоко заблуждаетесь. Компания «Пепси — Кола»! Для захвата рынка. А зачем она раздробила СССР на независимые республики? Исключительно для удобства управления и подсчета потребляемых галлонов напитка. Ведь с региональными филиалами гораздо проще работать, чем с такой махиной. И армяно–азербайджанская война вовсе не следствие вражды между христианами и мусульманами. Это козни «Бритиш Петролеума» против «Тексако». А если вы думаете, будто война в Чечне…

— Все ясно, — заткнул «чертового интеллектуала» Прищепкин, так как Швед начал его доставать, — это борьба между «Тампаксом», или кого там еще, «с крылышками» и отпочковавшегося от него «Тампакса» с дезодоратором. Но ты даже не дал договорить Леше, а лично мне его версия кажется более осмысленной. Мое предложение: выпить и дать ему выговориться до конца.

— Да, Сашок достаточно верно оценил нынешнее положение христианства, — сдержанно продолжил Бисквит, любуясь зрелищем пышного южного заката. — Оно плачевно: западники зажирели, восточники спились. Поэтому в самом ближайшем будущем христианский мир столкнется с очень серьезными проблемами. И это не пустые слова, от которых можно отмахнуться, не кликушество, которое любят изобличать так называемые литераторы Садового кольца. Тем не менее, менталитет христиан формировался под воздействием характера их религиозных обрядов, а не в результате рекламных компаний «Пепси–колы». Христианству две тысячи лет, а «Пепси–коле» сколько?.. То–то же! Поэтому любая деталь обрядов постепенно «наработала» столько, что стала как бы вехой, контурной точкой формирования национального характера. Ведь еще недавно люди не знали пепси, зато по несколько раз в день молились. В общем, западные христиане в первую очередь отличаются от восточных тем, что у них отношения с Богом чуть ли не панибратские: ведь протестантские службы скорее напоминают концерты художественной самодеятельности. То есть для западника Бог кто–то вроде старшего брата — спелись–таки, — который видит тебя насквозь и обмануть которого поэтому невозможно. Характер этих отношений по инерции еще довлеет над всеми видами отношений в западном обществе. Поэтому отношения между индивидом и государством на Западе вполне доверительные. То есть государство не стоит над ним с палкой, а тот в свою очередь не считает делом чести его надуть. Для такой схемы демократия–то — игра джентльменов — единственно и хороша. Теперь попробуем охарактеризовать обрядность православную. Кем является Бог для православного верующего, братом?.. Как бы не так. Лично мне он больше напоминает нашего школьного учителя по–немецкому. В принципе, нормальный был мужик, но как же мы его боялись — словами не передать. Потому что по прежним программам продвигаться в изучении языка было невозможно. Хоть сто лет занимайся, а все равно твои знания так и останутся на уровне пятого класса. Это сейчас я на трехмесячных курсах наблатыкался в немецком больше, чем за пять лет в школе и три в институте. Но Дмитрий Константинович все равно был очень требовательным. А что ему оставалось? И уж на джазовые–то концерты его уроки точно не походили. Скорее на строевые занятия в моравском полку австро–венгерской армии: новобранцы сплошь деревенские, ни слова по–немецки не понимают, а фельдфебели что–то орут в бешенстве… На солдат находит столбняк. Хоть расстреляй их на месте, но ни одной команды все равно не выполнят. Почему у меня такая ассоциация нехорошая? Начнем с того, что церковные службы ведутся на старославянском: улавливаешь только некоторые слова. Сидеть нельзя и после часа неподвижного стояния на одном месте невольно начинаешь думать только об одном: скорей бы служба кончилась. В результате дистанция между Богом и православными ощущается ими, как очень длинная. Какое уж тут братство? Бог для православного судья, учитель. И как он с ними обращается, выходя за церковные ворота?.. С легкостью идет на обман. Ведь ни тот, ни другой даже не родственники, чего с ними церемониться?

Все внимательно слушали.

— Мракобес и ретроград! — рубанул Швед.

— Возможно, — недобро ощерился Бисквит. — Зато не дурак.

— Леш, ты что, сам до этого допер? — почесывая лоб, спросил Прищепкин.

— Нет, конечно. Эта мысль словно прописана между строк в трудах многих русских философов, начиная с Бердяева. Она давно витает в академических, интеллектуальных кругах, но открыто высказывается крайне редко — ересь, крамола. Лично я в сформулированном виде впервые прочел ее в мемуарах Андрона Кончаловского… К сожалению, у нас не было своего Лютера. К еще большему сожалению, нашу церковь подмяло под себя государство при Петре Первом. К чему это привело? К тому, что характер отношений между Богом и православными верующими распространился повсеместно. Государство дурит обывателя, обыватель — государство. Никто ни перед кем не чувствует никакой ответственности. Государство вынуждено держать обывателя в ежовых рукавицах. О какой демократии может идти речь? При демократии в православных странах распоясавшийся обыватель неминуемо победит государственный аппарат. И тот рухнет, словно карточный домик, погребя обывателей под своими обломками. Все накопленное за века национальное богатство неминуемо растащится. В условиях свободы печати все духовные ценности народа журналистами непременно оболгутся. Причем просто так, только ради красного словца, поддержки тиража издания вымышленной сенсацией, гонорара. Православная страна в условиях демократии это скорпион, который жалит сам себя. И вполне может убить. Ведь еще одной чертой православного общества является неуклюжесть и неповоротливость. Покаа расшевелится… Очень тяжело оно на подъем, косно, в нем отсутствует ротация. Поэтому смена векторов в обществе происходят не методом постепенной эволюции, а с помощью революций и ломок.

— Может, пусть бы ГКЧП у власти удержалось? — ехидно спросил Швед.

— Комитет бы все равно не удержался. Страна раскачалась, революционная ломка уже началась, остановить ее было невозможно. ГКЧП бы обязательно скинули, вопрос только в количестве крови.

— Я бы отметил еще одну черту православного общества, — задумчиво добавил Марко. — Зло в нем не наказывается, как бы по гуманности, добро не поощряется, вследствие вынужденной казенности его бытия. Ведь что такое добро в казенном восприятии? Абстрактная, ничего не выражающая форма; ни де–юри, ни де–факто добра, как такового, не существует. Зло же конкретно, но ведь его еще доказать нужно. А это, мы как знаем, довольно сложно. К чему это замечательный принцип приводит? К системе отрицательного отбора. То есть — выживают худшие. На практике это выглядит так. Карьеры в большинстве случаев удаются тем людям, которые обладают весьма низменными человеческими качествами. Ведь их выдвижение зависит от людей еще более низменных, которые на своих высоких постах уже утвердились. Возьмем нашего генерала Тошнева. Большего ублюдка во всем болгарском МВД не сыскать. Тошнев не раскрыл ни одного серьезного дела, зато у него были свои люди в министерстве, которых он лет двадцать прикармливал. Сам жил всегда на широкую ногу. А деньги знаете откуда брал? Покровительствовал цыганскому поселку, закрывая глаза на преступления его обитателей.

— Ой, ребята, что–то мне, слушая вас, повеситься захотелось! — вздохнул Швед. — Так что же получается? Демократия нам противопоказана, тоталитарный режим, по причине безответственности по отношению к своим гражданам и, как вы выражаетесь, «вследствие вынужденной казенности устройства бытия» превращают жизнь обывателя в ад. Так ведь третьего не дано! Как же жить–то, в конце–то концов?